Как хорошо мне было с моей Машей.

Как хорошо мне было с моей Машей,

Пить чай, да на любимую глядеть.

Что я еврей, а чай пью с иностранкой Машей,

Не думал я, да зря.

Бежать мне надо было с ней.

Бежать подальше от березок русских,

От самовара и усатых палачей.

Тогда бы девочка моя счастливой стала,

Меня б любила, деток нарожала.

Что слаще этого? Все пшик. Любовь всего превыше.

Мы счастье бы свое упрятали в красивом доме.

Там за океаном, далеко-далече

Нас родинушка милая бы не достала.

Руки оказались коротки.

И пили бы тогда мы чай из блюдца

У самовара я и моя Маша,

И дети песни пели бы о родине далекой,

А мы бы с Машей слезы утирали,

Тоскуя о земле родной,

Что далеко-далеко,

Что не предаст, ведь руки коротки.

Не думал. Не уехал. Не украл я Машу.

И вот теперь в Сибири рубим лес.

Не видимся. Друг другу писем мы не пишем.

Таков закон для тех, кто предан был своей стране.

Мечты о детях и любовь – все в прошлом.

Сил нет. Здоровья нет.

А дышится легко.

Что так? Да так. Здесь воздух чист.

Здесь мразь не водится.

Здесь уж никто предать не сможет.

Здесь лучшее от той страны продажной,

Которой ты служил и верил.

Здесь выжить трудно и любить нет сил,

А ДЫШИТСЯ ЛЕГКО!

1952 год

Марик Г.

Ивдель

Ах краса ты моя Вера!

Стань моей Надеждою,

Ах, Любовь моя ты,Вера,

Хочу быть зятем Софии.

Миша из культбригады,

музыкант

Мы в одном бараке

С Веронькой живем.

Как бы не устали,

Каждый вечер ее ждем.

Приходи же, Веронька,

Мы тебя заждалися,

Третий час уж начеку

Благо нету здесь ЧеКу.

Милы девоньки мои,

Вот дождемся Вероньки.

И усталость враз пройдет,

только песню заведет.

Ты, подруга, помни,

Ждем тебя всегда

В наше время в одиночку

Не прожить бы нам и дня.

Ох, красавицы мои,

Помирать не хочется.

Поскорей бы сдох усатый,

Тогда мечта и сбудется.

Вера к Лещенко вернется,

Мы к своим любимым.

Только вот не сложится,

Только вот не сбудется

То, о чем мечтаем

Лида Пружина,

Архитектор в прошлом,

ныне лесоруб

Записи после концертов:

пос.Вижай, Талица, Шипичный, Северный, Ушма

1952-1954 годы

Как нам Верочка поет,

Слезы из глаз катятся.

А душа и сердце ноют,

Как нам с ними сладиться.

1953 год

Приходи ты в клуб, Веруня,

Намаялися мы одни,

Твои песни душу греют,

Сердце разрывается.

Вижай,

1954

Лес мы рубим, щепок нету,

Сгорают все в костре любви.

Любви к родным, к стране убитой,

Которой верить хочется.

Витек,

Ушма,

1953 год

Как жить без веры,

Которой больше нету?

О чем мечтать,

Когда надежда сдохла?

Как человеком оставаться,

Когда так хлеба хочется?

Как душу сохранить,

Когда она с трудом волочится?

Без веры жить нельзя!

Твердил мне в церкви батюшка.

Что же не спас меня,

От нехристя-безбожника?

Где был, когда дитя во мне убили?

Дитя любви моей и Митеньки.

Теперь пустая я

И жить не можется.

Люся, подруга,

Этапом вместе шли.

1952 год

Собака – друг.

И я так думал. И знал я это не по книжкам,

И тосковал по доброму Васятке,

Дворняге голубых кровей.

И снился мне Васятка долго,

И стон мне чудился его во тьме ночной.

Ведь кто-то пристрелил Васятку,

Пытавшегося защитить меня от тех,

Кто в штатском волоком тащил меня в свой воронок.

Васятке легче, не маялся он,

Как Верочкино милое создание Жужжу

За дверью опечатанной.

А Вера так просила верных псов вождя

Не мучать и отдать Жужжу соседям.

Собака – друг? Человек человеку – друг?

Теперь не верю.

У конвоя и собаки им под стать

С повадками зверей и волчьей пастью.

Геннадий, музыкант

Ивдель,

1953

Что вспомнят о нас?

Очумевшие от неволи,

Голодные, рваные,

Мы бредим Россией,

Мы верим в нее

И ради нее готовы терпеть униженья и дальше.

Да вспомнят ли нас?

Что скажут о нас

Человеках ГУЛАГА?

О тех человеках,

Кто кровью писал заздравную русским полям и березкам.

Портнов и Семенов,

Усольцев Степан

Пред тем, как глаза им закрыли,

Молили других:

«Передайте моим, я верным был сыном России!».

Хотели одно перед смертью понять,

Готова ли мать их Россия

Поверить в их верность,

В чистоту их души,

И память о них сохранить?

Друзья уходили,

Но в нас и на грош не осталось их веры,

Истлела, подохла.

А с нею и мы побрели на помост

С душой почерневшей от горя.

1953 год

Ивдель

Леша См.

В кабак бы...

Устав от конвоя,

От страха и слез,

Мечты об одном оставались -

Домой бы вернуться.

Ты думать не хочешь

о суках продажных,

о страшном режиме, царящем в стране.

О крови, о трупах, замерзших в тайге.

Мечтаешь о воле,

Москве, о загуле.

В кабак бы с цыганами, на бегах бы блеснуть

И в старую сказку, как в омут нырнуть!

Ах омут, мой омут,

Как сладко в тебя окунуться,

В тиски твои вжаться, дышать нету мочи,

Дождусь ли объятий твоих, мой омут?

1954 год

Ивдель

М.Пр.

Не враг - свои,

Загнали в ГУЛАГ,

Свалили в бараки,

Забыли навеки.

А девчоночку мою

Лес рубить заставили

В рожи ваши я плюю

Надежды не оставили.

1952 год

Краснотурьинск


Песня душу бередит,

Смычком по сердцу водит,

И любовь забыть велит,

Мочи больше нету.

Гопом, стопом по европам,

До лесоповала,

По медвежьим нашим тропам,

Да с волчьим вот билетом.

Захлестнула нас беда,

Криком горло скручено.

Не наступит наше завтра,

Все во мне застужено.

Пронзительно, до боли

Мне память сердце гложет.

И нету иной доли,

Но солнце всходит все же.

ИвдельЛаг мой, ИвдельЛаг,

Предскажи судьбу мне

Утону ли я во мгле?

Иль взлечу на небо?

1952 год

Ивдель

Женечка

Ах, миленок наш, усатый,

Приезжай к нам в тундру,

Хочется огреть лопатой

Морду твою сучью.

На полянке два кусточка –

По весне скрестились,

Если Кобо не воскреснет,

Вырастут деревья.

На полянке два кусточка –

Колючки растопырили,

Если Кобо жопой сядет,

Выпрыгнет, как миленький!

На полянке два кусточка –

Ягодками манят.

Дотянуться бы до них,

Жрать уж очень хочется.

В нашем Лаге все девчата

Сообща решили:

В баньке мы отмоемся,

И чайком отпоимся.

Что усатый загрустил,

Время твое кончилось,

Широка страна родная,

Да лапы твои коротки!

Заманили партизаны

Берия в лесочек,

Оторвали… звездочки,

И налили водочки.

А когда кульком свалился

Сталинский прислужник.

Прицепили его к плугу

Отправили к хозяину.

Пусть нескладно я пою,

Да пою ведь, милые!

Как дождаться я хочу

Обняться с вами вольные.

1954 год,

Североуральск

«Еще в пересыльной тюрьме в Днепропетровске я у своей сокамерницы увидела маленькую записную книжку-самоделку. Это был ее дневник в картинках. А свои зарисовки она делала огрызком черного карандаша, предназначенного для подведения глаз. Я тогда тоже из тетрадных листочков, которые мне выдали для составления программы концерта для персонала, вырезала маленькие странички, прошила их, а из картонки сделала обложку. Записывала в книжку тексты песен»...

Comment: В закрытом виде размер книжки-самоделки 4.5х5 см, плюс-минус 0.5 см, в каждой 12- 16 страничек. Всего таких книжек – 18. Текст одной песни занимал 3-4 странички. Так что в одной книжке помещалось 2-3 песни. В одной – романсы «Гори, гори, моя звезда», «Я ехала домой», «Снился мне сад». Здесь же высказывания на латыни без перевода: «Fide, sed cui, vide», «Tertium non datur», «Mundus vult decipi, ergo decipiatur». Я привожу фразы с поправками, по словарю, там же и перевод нашла: «Доверяй, но смотри, кому», «Третьего не дано», «Mир желает быть обманутым, пусть же его обманывают». В другой книжке – песни советской эстрады. И таких пять книжек. Даты не указаны, но, по словам Веры Георгиевны эти самоделки, где романсы, песни, цитаты, были до Ивделя. Пожалуй, только дату одной книжки можно установить. В ней 16 страничек, обложка из рифленого серого картона. Песни в ней, которые пел Петр Константинович, но его советский репертуар: «Темная ночь», «Широка страна моя родная», «Капитан», «Спой нам ветер». А заканчивается сборник песней «Я тоскую по Родине». На первой страничке, крупно: Canimus surdis. Нашла в словаре, это значит «Мы поем глухим». Где-то на третьей страничке: «Март, 1953.
Неужто, правда?
Значит, увидимся»
В книжке, в отличие от других, все записи сделаны Верой Георгиевной. А эта, конечно же, появилась после сообщения о смерти вождя, услышанном на одной из станций по пути следования в Ивдель.
Потом в аналогичных книжках появились записи лагерного фольклора: стихи, частушки, анекдоты, пожелания сокамерниц, высказывания, некоторые на латыни, а некоторые, скорее всего на испанском. То ли время наступило поспокойнее, то ли к артистам отношение было более лояльное, то ли «шмонали аккуратно». А может футляр аккордеона, подаренный Петром Константиновичем, оказался надежным? Ведь именно в нем хранила Вера Георгиевна свои сокровища. Впрочем, главное, что самиздатовские книжки сохранились.
Вера Георгиевна Лещенко:
«В лагере те, кому я доверяла, знали об этих тетрадках и стали брать их у меня, чтобы сделать свои записи, мне на память. Андрианов Володя, который был в нашем ЛагТеатре, делал рисунки. Уже после лагеря, когда мы с Андриановым расписались и стали жить вместе, то часто доставали эти книжки и перечитывали вслух. Андрианов даже некоторые рисунки, уже работая в Москонцерте, повторил в плакатном варианте. Это «Нюшка», «Казнь Стеньки Разина», «Ночь поэзии». Сохранились фотографии этих плакатов, а рисунки в самих книжках трудно различить. Стерлись со временем.
…Шли годы, я работала у Ренского. После концерта, я возвращалась домой, и на улице ко мне подошел человек в штатском. Спросил, как живу, знаю ли иностранные языки и какие, потом предложил подвезти. Отказалась. Этот «в штатском» еще несколько раз появлялся. Я не сомневалась, что с Лубянки, я их за версту чувствую. Вот тогда я и стала свои книжечки переписывать в обычную ученическую тетрадку, чтобы сохранились. А вдруг, подумала я, все повторится сначала. На школьную тетрадку никто не позарится. Очень хотелось сохранить лагерные памятки».
Comment: Записи из этой тетрадки и опубликованы на нашем сайте. Не все. Продолжение следует.