Журнал УРАЛ 1981 год (стр 158 -161)
Автор: Александр ШАРЦ
Задушевную, печальную песню о дальней русской дороге, о нелёгкой судьбе ямщика с волнением слушают стар и млад, и в сольном и в хоровом исполнении. Давно уже перешагнула она границы стран и континентов. И до сих пор ещё слова её многие считают народными.
Правда, ещё в 1936 году в сборнике "Песни русских поэтов", вышедшем в издательстве "Советский писатель" под редакцией И. Н. Розанова, указан и автор стихов — И. И. Макаров. Есть такие упоминания и в других изданиях. Но, как правило, сразу вслед за именем делается приписка" О жизни автора песни мы ничего не знаем». Больше того, даже в издании «Русские народные песни» («Музыка», 1975) автор слов опять же был указан с неверным инициалом — Н. Макаров, Предлагаемый вниманию читателей очерк пермского краеведа А. К. Шарца, рассказывающий об одном из наиболее интересных поисков, как раз посвящен реконструкции судьбы Ивана Ивановича Макарова. Публикация, разумеется, не претендует на первооткрытие: об И. И. Макарове еще в 1975 - 1878 годах писали и А.К.Шарц, и И.Л.Андроников, а позднее и другие. Это своеобразный итог, впрочем содержащий и некоторые новые сообщения, и публикуется он в канун 75-летия Александра Кузьмича.
* * * В августе 1926 года мы, группа выпускников Пермского университета, возвращались из Сивы, где отдыхали после экзаменов, в Пермь, чтобы оттуда уже разъехаться по местам работы. К поезду Верещагино — Пермь опоздали, но не потому, что наш извозчик Симоха, как его звали в нашей деревне, не спешил. Это сами мы не очень-то торопились — то и дело останавливались где-нибудь в тенистых зарослях кустарника, у весело журчащего ручейка или на берегу заснувшего пруда. Спасались от зноя, насладались беззаботным отдыхом да ещё музицировали на скрипке , мандолине и гитаре. В селе Вознесенском собрали даже значительную аудиторию, хотя в самом разгаре была страдная пора. А наш возница в это время сидел в сторонке и с удовольствием отпивал из своего лагунчика бражку. Расплатились мы с Симохой щедро — ведь у каждого в кармане весело побрякивали серебряные рубли подъемных — и пошли к — и пошли к родственникам одного из нашей компании. Ожил, загомонил небольшой уютный домик. Хозяйка принялась ставить самовар, а племянницы ее предложили устроить концерт в саду. Хозяин словно только того и ждал — тут же вынес виолончель. Девушки сели за рояль, который хотя и стоял в комнате, но возле открытого окна, выходящего в сад.
Начали мы этот импровизированный концерт песней "Однозвучно гремит колокольчик". Выбор был не случайным - как раз на этой песне мы и спелись в дороге. И вот полилась, полилась берущая за сердце мелодия, щемяще зазвучали такие простые и такие значительные слова... Вот песня уже спета, но еще продолжает звучать грустно задумчивый голос виолончели... И тут мы обратили внимание, что у ограды сада, опираясь на большой, грубо сделанный костыль, стоит высокий старик, и из глаз его на совершенно седую бороду катятся тяжелые крупные слёзы. Хозяин дома поспешно вышел за ограду, почтительно поздоровался со странным слушателем. — Это табельщик нашего паровозного депо, — представил он старика и, сделав паузу, внимательно посмотрев на нас, дополнил:
— Николай Макарович Макаров — родной племянник Ивана Ивановича Макарова — автора слов только что исполненной нами песни «Однозвучно гремит колокольчик».
Так в моём фонде материалов о замечательных людях края появилась папка "Иван Иванович Макаров - автор слов песни "Однозвучно гремит колокольчик". И первые сведения были получены именно от Николая Макаровича Макарова. По ним мне тогда удалось установить удалось установить родословную семьи Макаровых. Оказалось, что отец поэта, ямщик, принадлежавший помещику-крепостнику Всеволожскому, замерз в 1841 году. Жена его, мать поэта, имела двенадцать детей. Девять умерли в раннем детстве, выжили только трое. Один из них, Макар Иванович, брат поэта, родился в Сиве в в 1836 году, погиб в 1877 году на Шипке во время освобождения Болгарии от турецкого ига. У него-то и был сын, знакомый нам Николай Макарович, 1875 года рождения, участник русско-японской войны 1904 — 1905 годов, доброволец гражданской войны 1918 — 1922 годов. Во время штурма Волочаевской сопки он получил тяжелое ранение ног и уволился из армии. Семьи у Николая Макаровича не было, и жил он на станции Верещагино, работал там табельщиком в в железнодорожном депо. После такой нелегкой жизни и в свои 50 лет он, особенно нам, двадцатилетним, казался глубоким стариком! После первой нашей встречи с Николаем Макаровичем я уже не терял его из виду, стараясь разузнать всё, что только возможно, о авторе слов прекрасного "Колокольчика".
Последняя из многих наших встреч с ним состоялась в 1929 году, когда я со своей семьёй ездил к себе на родину, в посёлок Северный Коммунар того же Сивинского района.
Летом 1930-го мне снова удалось вырваться в Верещагино, чтобы получить обещанные мне макаровские бумаги — копии с них были давно сняты, но подлинники как семейная реликвия хранились у Николая Макаровича. Владелица дома, где снимал комнатку Николай Макарович, сказала, что он уехал ко мне неделю назад. Только после долгих поисков я установил, что 20 июля 1930 года на станции Пермь-II с дачного поезда сняли труп неизвестного гражданина и похоронили на городском кладбище, так и не установив его имени, так как никаких документов с ним не было. В описи упоминались только бумаги со стихами. Был среди "вещественных доказательств" назван ещё массивный костыль. А труп сняли по заявлению пассажиров, когда вагон был уже пустой. Никаких признаков насильственной смерти врачи не обнаружили... Сведения, полученные мною в свое время от Николая Макаровича, равно как тексты стихов, приписываемых Ивану Макарову, нуждались в детальной проверке по многим архивам. Этим я и занялся. Интересные находки ожидали меня в фонде 652 Центрального государственного исторического архива в Ленинграде, в фондах госархивов Свердловска, Новосибирска, Владивостока. Прежде всего, продолжалось восстановление генеалогического древа Макаровых. Оказалось, что третий из братьев Макаровых Софрон Иванович родился в Сиве в 1841 году. А в 1860-м он был затравлен собаками Всеволожского «за рассказывание холопам про их сиятельство стихов непристойных». Так что же, и Софрон тоже занимался сочинительством? Или "стихи непристойные" принадлежат его брату? Установить это к сожалению не удалось.
Но самое главное — все-таки судьба самого Ивана Ивановича Макарова. Вот как выстраивалась его нелёгкая жизнь.
Родился Иван Иванович 6 (18) октября 1821 года тоже в Сивинском хозяйстве (ныне село Сива). Первым его учителем грамоты был дьячок местной церкви. Отец, видимо, брал в свои ямские поездки и грамотного сына - в Пермь, Пожву, Чердынь, на Печору, в Уфу, в Ирбит на ярмарку, в Екатеринбург, в в другие города и села, вплоть до Тюмени. После смерти отца Иван Иванович, унаследовав ямщицкое дело, не раз повторил эти поездки уже в одиночку. В дороге рождались и первые поэтические строки. В 1842 году своими стихами юноша навлек на себя барский гнев. Расправа с дерзким холопом была коротка: "За сочинительство, их сиятельству непотребное, сдать в солдаты!" Всеволжские считали себя потомками Рюрика (А.А.Дмитриев. Как жили Всеволжские в старое доброе время. — «Пермские губернские ведомости», 1900, No 74). На Урале они появились в 1773 году, когда купили (есть версия - выиграли в карты у Строганова) 300 тысяч десятин земли с пятью заводами и 10 тысяч душ (женщины в счет не шли). Одного из всеволожских, Никиту Всеволодовича, мы видим среди друзей А.С.Пушкина по кружку "Зелёная лампа". Великий поэт посвятил ему стихотворное послание*.
Главным отличием сивинского Всеволожского, по воспоминаниям современников, была его страсть к сквернословию . И похвалу, и хулу крепостным сопровождал он oтменной бранью. Вот ямщик и сочинил «непотребные» куплеты:
По-медвежьи шумит Всеволожский,
Пугая за версту людей,
Всегда его брань односложна
Для слуг, стариков и детей.
Приглашает в постель ли девчонку,
Бьет кнутом крепостного слугу,
Манит бранью свою собаченку
Бранью хвалит косцов на лугу.
А язык их сиятельсва прост,
Над сиятельством их нет управы
Он бранно ругает живых и погост
И делает всё для забавы.
Всем он сыпет слова непристойны,
Хотя величается князь.
Управитель, его же достойный,
Нас зовет всех — навозная грязь.
Пусть все видит всевышнее око,
Как люд крепостной он казнит.
Это будет... пусть будет далеко —
Его гром небесный сразит!
Князь, разумеется, затаил против крепостного стихотворца лютую злобу. Для расправы случай представился уже вскоре.
Получив из Сивы весточку, что тяжело больна мать и при смерти оба брата, Иван Макаров бежит домой. И вот расплата: за самовольную отлучку его приписывают ямщиком Пермской конвойной роты. Из Петербурга по Сибирскому тракту шли тогда на восток большие этапы заключенных. Для них то через каждые 20 — 25 верст пути и были настроены по тракту этапные тюрьмы, а в больших городах созданы конвойные роты. Были такие роты и в Перми. На месте деревянного сооружения в начале прошлого столетия по проекту известного нашего архитектора И. И. Свиязева возведено каменное здание, сохранившееся до наших дней. Конвой заключенных сопровождали подводы, на которых везли поклажу, а главным образом, ослабевших и мертвых - — умирало в пути немало. Вскоре грамотного ямщика, что в те времена было исключительной редкостью, повышают в должности.
Стал Иван Макаров старшим ямщиком и сопровождал этапы заключенных от Перми до Тюмени, а иногда и до Томска. Может, на этом-то тысячекилометровом пути и родились бессмертные стихи "Однозвучно гремит колокольчик". Но первоначальный текст отличается от текста, положенного А.Л.Гурилевым на музыку: один куплет выпал совершенно, изменены были и многие другие строки:
Однозвучно гремит колокольчик,
И поземка дымится слегка.
И уныло по снежному полю
Разливается песнь ямщика.
Сколько грусти в той песне унылой,
Сколько грусти в напеве родном,
Что в душе его хладной, остылой
Разгорается сердце огнем.
И воспомнил он ночи иные,
И родные поля и леса,
И на очи, давно уж сухие,
Набежала, как искра, слеза.
И воспомнил он Сиву родную,
Чугайку и заводь пруда.
И под хриплые крики конвоя
Замолк мой ямщик навсегда.
Однозвучно гремит колокольчик,
И не слышится песнь ямщика.
Слышен звон кандалов, а дорога, Дорога в Сибирь далека.
Сива, как мы знаем, - родина И.И.Макарова. Чугайка - название лесной поляны в окрестностях Сивы.
Есть свидетельства, что эту песню исполняли ещё в 1841 - 1845 годах на семейных вечерах в Ильинске - вотчине Строганова - и в Очерском заводе, владельцем которого тоже был Строганов. В дошедших до нас афишах значилось: "Новая песня ямщика" - "Однозвучно гремит колокольчик". Указаны исполнители. Сохранился и текст - как раз приведенный выше. Так может стихи появились ещё раньше до «наказания» Ивана Макарова, по наитию, что ли? К сожалению, ноты к нему обнаружить не удалось. А. Л. Гурилев написал свою музыку на эти слова в начале 50-х годов. Видимо, композитор и внес некоторые изменения в текст. Да это и понятно. Ведь когда появилась и стала исполнятся песня, просто не могли петь: "Дорога в Сибирь далека". В Сибири еще томились декабристы и их героические жены. В Ильинском крепостном театре в 1862 году, на вечере, посвященном годовщине освобождения крестьян от крепостной зависимости, песня «Однозвучно гремит колокольчик» исполнялась с указанием: "Слова Макарова, музыка А.Л.Гурилева". Потом, в народном распостранении, автор текста словно бы исчез, слова стали считать народными. Автор музыки А.Л.Гурилёв упоминался, но не всегда. Мне доводилось слышать и другие мелодии песни, особенно при её исполнении самодеятельными коллективами... Совершенно неожиданно оказалось, что ценнейшие сведения об авторе "Колокольчика" сохранили фонды тюремного управления конвойных рот, сосредоточенные в госархивах Перми, Екатеринобурга, Новосибирска, Томска. Они позволили почти полностью установить не только биографию поэта, но найти и другие, ещё не опубликованные его стихи. Вот одно из таких произведений:
Ты грустишь, моя милая Маша,
Что я еду в далёкий путь,
Нелегка в Сибирь будет будет дорога
Помолись обо мне... Не забудь.
Снова Пермь и конвойная рота
Гробовая кругом тишина.
На крепких запорах ворота
Не нарушат колодников сна...
Тяжело идти вслед за конвоем,
За этапом невинных людей.
И под звон кандалов заключенных
Узнаешь, кто твой друг, кто злодей.
Ты храни себя, милая Маша.
К тебе в Сиву вернуся я вновь.
Пусть минует тебя князя плётка,
Пусть минует и княжья любовь.
Я вернусь, и конвойный начальник
Разрешит Сиву мне навестить,
И уйдём далеко мы полями,
Чтобы горе людское забыть.
Конечно же, стихи эти примечательны не своей поэтической самоценностью. В них интересно, прежде всего, стремление крепостного крестьянина, едва обучившегося грамоте, выразиться именно в стихе, в песне. И при весьма слабом владении стихотворной техникой поражает образное видение, опирающееся на фольклорную традицию, - как говорится, сама душа поёт. Причём песни души пронизаны любовью к Сиве, к Прикамью, к родине, и патриотизм этот очень естествен. А какое чувство собственного достоинства в каждой строке!..
Прочтём ещё одно стихотворение - "Колокольчик - мой друг":
Под дугою гремит колокольчик,
И дорога холмится слегка,
Хоть сыта моя резвая тройка,
Но дорога у нас далека.
В кибитке шумит пьяный барин.
Месяц тихо над полем плывет,
Где-то иволга грустно рыдает
И обратно нас в Сиву зовёт.
Сколько раз оставлял тебя, Сива,
Пруд уснувший, поля и леса.
Каждый раз, оставляя родную,
На глаза набегала слеза.
Много дней и ночей колокольчик
Звонко будет греметь под дугой.
Тяжело уезжать на чужбину,
И ему, видно, грустно со мной.
Он звенит вместе с песней веселой,
Вместе с звоном ножных кандалов.
Он звенит, видя синие горы
И красоты сибирских лугов...
Как видим, опять тот же колокольчик, та же «холмящаяся слегка» дорога... Что это — самоповторение, развитие темы или ее вызревание? Ответить на этот вопрос трудно.
Обращает на себя внимание то, что стихотворение «Колокольчик — мой друг» написано в духе разговора ямщика с колокольчиком. Колокольчик как бы отвечает на тягостные мысли ямщика:
Пожва, Чердынь, Казань и Печора,
И Сибирь нам известны давно.
Ты грустишь по селу крепостному,
Мне бездумно греметь суждено.
. . . . . . . . . . . . . . . . Мы вернемся с тобой из Сибири.
Ну, а те, что у нас впереди
Те простились навеки с Россией,
Им обратно уж нету пути...
Есть в стихотворении и такие слова, тоже сказанные от имени колокольчика: Ты под звон мой в дороге замерзнешь...
К сожалению, они оказались пророческими: крепостной поэт действительно замерз в селе Верхний Суксун, ныне Суксунского района Пермской области. Это часто случалось в зимние бураны. Вот свидетельство документа Пермской конвойной роты: «Лекарь и портомой [Суксунского его сиятельства Павла Демидова завода доносят, что Ивашка Ивашкин сын Макаркин — старший ямщик Пермской] конвойной роты, доставленный повелением его благородия Сорокиным, Божьей милостью до Суксуна помре". Лекарь Собакин руку приложил. Портомой Тришка палец приложил. Февраля дня 10, года 1852 в день преподобного Трифона Печерского».
И, как продолжение этой бумаги, еще один документ из того же источника: "Анфиске Гаврилкиной дочке Макаркиной отданы пожитки ее сына Ивашки старшего ямщика Пермской конвойной роты: мешок худой, сапоги худые, две пары исподнего для ношения неспособного, картуз добрый и бумаги с сочинительством".
Подпись совершенно неразборчива, а вот слово "сочинительство" встречается и в других документах, где речь идёт о ямщике Макарове. Это ещё одно доказательство, дающее право утверждать, что автор слов "Однозвучно гремит колокольчик" "сочинительством" занимался систематически. Значит, были ещё другие, пока нам неизвестные стихи, хранившиеся в ямщицком мешке?
Как знать, может, со временем отыщутся и они...
* * *
Примечание:
*) См. об этом: П. Казанцев. Анна Вирлацкая.— Урал, 1971, No 9.
«Да — был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?» Максим Горький «Жизнь Клима Самгина» Предположение: Крестьянский поэт МАКАРОВ ИВАН ИВАНОВИЧ (1821 - 1852) автором романса "Колокольчик" не является. Сейчас ни у кого не вызывает сомнения факт, что автором стихов романса "Однозвучно гремит колокольчик" был поэт Макаров. Ибо эта фамилия (с разными инициалами) приводится на абсолютно всех изданиях романса, начиная с первого нотного издания 1853 года. Но, прочитав очерк Александра Шарца, задумаешься, верно ли, что именно Иван Иванович Макаров, служивший ямщиком в пермской конвойной роте, автор этих стихов. Первым, кто поведал миру об этом новом кандидате в авторы "Колокольчика", был пермский писатель-краевед, собиратель памяток уральской земли Шарц (Шарцев) Александр Кузьмич. Мало убедительны аргументы Шварца, подтвердающие авторство Ивана Макарова. Таким свидетельством является всего лишь семейное предание, документально ничем не подкреплённое. Если бы и сохранился написанный рукой ямщика неуклюже переделанный текст романса, приведенный в очерке, то даже это не могло бы быть доказательством его авторства. Александр Шарц в своих утверждениях не одинок. Авторство поэта-самоука подтверждает живущий в Москве прапраправнук ямщика со стороны матери, казачки Макаровой. Это Александр Николаевич Васин-Макаров, писатель, журналист, поэт, музыкант, композитор, бард, общественный деятель и руководитель созданной им в 1992 году литературно-музыкальной студии. Он под гитару задушевно исполняет авторский вариант романса своего славного предка, и рассказывает о его трудной судьбе. Текст, приведенный Шарцем по содержанию значительно отличается от классического, доступного в многочисленных публикациях. В оригинале романс этот - задушевная исповедь лирического героя - седока ямщицкой тройки, мчащейся по беспредельной равнине под однозвучный звон валдайского колокольчика и под унылую песню ямщика. От имени седока введется рассказ о чувствах, рождающающихся в его душе под воздействием ямщицкой песни. В приведенной же в очерке переделке, приписываемой ямщику Ивану Макарову, опущена одна строфа, добавлена другая, местоимение "я" заменено на "он", в результате этого логическое построение стиха лопается, как мыльный пузырь. Становится понятно, что в переделанном варианте повествование ведется от имени седока, дивным образом проникшего в мысли и чувства сидящего на облучке ямщика. Мистика какая-то. И не важно, чья это подделка под романс, ямщика Макарова или самого автора очерка, ведь становится понятным, что автором оригинального текста "Колокольчика" крестьянский поэт Макаров, скорее всего, не являлся.
